Современное направление в искусстве Ballpoint Pen Art (рисования шариковой ручкой) с недавних пор стремительно развивается, претендуя на место достойного соперника в ряду других молодых стилей изобразительного искусства. Андрей Полетаев – один из первопроходцев и провидцев этого направления. Его любовь к уличной жизни и её изображению быстро стала законодателем мод в области рисованных городских пейзажей. Непревзойденное техническое совершенство и внимание к деталям однозначно выделяют его из общей массы художников.

То, что когда-то было детским хобби, переросло в нескончаемую страсть и преданность городской теме. Полетаев исследовал многие области живописи, включая масло, карандаш, скульптуру и другие изобразительные техники, но рисование шариковой ручкой – это то, в чём художник действительно достиг высочайшего уровня. «В каждом рисунке я совершенствую освоенные техники и внедряю новые», – говорит Андрей Полетаев. «Я стараюсь добиться максимального эффекта оптического обмана. Я применяю много разных слоёв чернил: слои очень легких и длинных мазков, плотно прилегающие друг к другу; слои, нанесённые под другими углами для создания однородных серых поверхностей; слои, наносимые при более высоком давлении на перо. Переменная плотность штрихов, их длина и угол, под которым они применяются; острота или напротив – смазанность, создают восприятие поверхностей с различной текстурой, а несколько слоев чернил создают ощущение глубины».

И вправду, сложно представить, какая нужна точность руки, какое провидческое зрение, для того чтобы с помощью двух цветов создать десятки оттенков, а с помощью одной тоненькой линии придавать изображению трёхмерный объём. Наверное, в этом и кроется секрет безусловного успеха Андрея Полетаева.

Известный португальский мастер стрит-арта Артур Бордало (Bordalo II) превращает кучи мусора в настоящие произведения искусства. После многомесячных стараний на месте обломков появляются радужные инсталляции гигантских птиц, насекомых и даже крупных животных.

К каждой своей работе Артур подходит индивидуально и очень тщательно. Из куч мусора и металлических обломков он создает задуманные композиции, а затем покрывает их нужными цветами.

Хотя сам материал не позволяет создать нечто утонченное, но это не мешает инсталляциям Артура становиться достойным украшением города. Главная цель его деятельности – пробудить в людях ответственность за экологическое состояние окружающей среды.

А вот некоторые из последних работ Бордало:

Пчела

Ваниль — это не просто ароматная добавка к десертам. За каждым стручком скрывается история длиной в несколько столетий, полная тайн, драматических поворотов и неожиданных открытий. Сегодня эта пряность стоит дороже серебра, а её производство остаётся одним из самых трудоёмких в мире. Давайте разберёмся, как скромное растение из тропических лесов превратилось в кулинарное сокровище.

Первыми вкус ванили оценили жители Мезоамерики более тысячи лет назад. Народ тотонаков, населявший территорию современной Мексики, считал это растение даром богов. Согласно древней легенде, ваниль появилась из крови принцессы Утренней Звезды, которая бежала от нежеланного брака и была превращена богами в прекрасную орхидею.

Ацтеки, завоевавшие тотонаков в XV веке, быстро переняли их традиции. Император Монтесума II подавал испанскому конкистадору Эрнану Кортесу напиток «чокоатль» — смесь какао-бобов, ванили, мёда и острого перца. Именно так европейцы впервые познакомились с этим удивительным ароматом в 1520 году.

Почему ваниль не росла за пределами Мексики

Испанцы вывезли стручки ванили и саженцы орхидеи в Европу, но столкнулись с неожиданной проблемой. Растения цвели, но плодов не давали. Разгадка обнаружилась только через три века: опылять цветы ванильной орхидеи в природе может только один вид крошечных пчёл Melipona и некоторые колибри, обитающие исключительно в Мексике.

Цветок ванили раскрывается всего на несколько часов, обычно рано утром. Если за это время опыление не произошло, цветок увядает навсегда. В естественных условиях успешно опыляется лишь один процент всех цветков. Поэтому до XIX века Мексика оставалась единственным производителем ванили в мире, тщательно охраняя свою монополию.

Мальчик-раб, изменивший мировую торговлю

Революция произошла в 1841 году на острове Реюньон в Индийском океане. Двенадцатилетний Эдмонд Альбиус, рождённый в рабстве, придумал способ опылять цветы ванили вручную. Он использовал тонкую бамбуковую палочку и особое движение пальцев, чтобы перенести пыльцу с тычинки на пестик.

Метод Альбиуса оказался настолько эффективным, что используется до сих пор. Благодаря этому открытию ваниль начали выращивать на Мадагаскаре, Коморских островах и в других тропических регионах. Однако сам Эдмонд так и не получил признания при жизни — его изобретение долгое время приписывали белому ботанику. Лишь спустя годы справедливость восторжествовала, и юный раб был признан автором метода, изменившего целую отрасль.

Самая трудоёмкая пряность на планете

Производство натуральной ванили требует невероятного терпения и мастерства. Орхидея начинает плодоносить только на третий год после посадки. Каждый цветок нужно опылить вручную в течение нескольких утренних часов, иначе урожая не будет. Один опытный работник может обработать до тысячи цветков за день.

Но это только начало процесса. После опыления стручки зреют девять месяцев. Затем их собирают ещё зелёными и начинают длительную обработку. Сначала стручки бланшируют в горячей воде, потом ферментируют на солнце днём и укутывают в одеяла ночью. Этот процесс «потения» занимает несколько недель и требует постоянного контроля температуры и влажности.

Далее следует сушка в тени, которая длится от двух до шести месяцев. За это время стручки теряют до восьмидесяти процентов веса, темнеют и приобретают характерный аромат. В завершение ваниль выдерживают в деревянных ящиках ещё несколько месяцев для созревания вкуса. От цветка до готовой пряности проходит больше года кропотливой работы.

Почему ваниль дороже серебра

В 2017–2018 годах цены на натуральную ваниль взлетели до шестисот долларов за килограмм, превысив стоимость серебра. Причин было несколько. Мощный циклон Энаво обрушился на Мадагаскар в марте 2017 года, уничтожив значительную часть плантаций. Остров производит около восьмидесяти процентов мировой ванили, поэтому катастрофа мгновенно отразилась на рынке.

Одновременно вырос спрос на натуральные ароматизаторы. Крупные компании вроде Nestlé и Hershey’s объявили об отказе от синтетического ванилина в пользу настоящей ванили. Покупатели всё чаще выбирают продукты с натуральными ингредиентами, что ещё больше подстегнуло спрос.

Высокие цены породили новую проблему — кражи ванили. На Мадагаскаре фермеры начали собирать стручки раньше срока, чтобы защитить урожай от воров. Недозрелая ваниль даёт худший аромат, но другого выхода нет. Некоторые хозяйства нанимают охрану и наносят на стручки микроскопические метки, как на ювелирные изделия.
Большинство ванильного аромата в продуктах сегодня — синтетический ванилин. Его производят из лигнина, побочного продукта целлюлозно-бумажной промышленности, или синтезируют из нефтехимического сырья. Килограмм синтетического ванилина стоит около пятнадцати долларов против нескольких сотен за натуральную пряность.

Однако настоящая ваниль содержит более двухсот пятидесяти различных ароматических соединений, создающих сложный, многогранный букет. Синтетический ванилин воспроизводит лишь основной компонент. Профессиональные повара и кондитеры безошибочно отличают натуральную ваниль по глубине и насыщенности вкуса.

Интересно, что в некоторых рецептах синтетический ванилин работает даже лучше. Для выпечки при высоких температурах или в продуктах длительного хранения он стабильнее. А вот для мороженого, кремов и холодных десертов незаменима натуральная пряность с её тонким ароматом.

Ваниль в современном мире

Сегодня ваниль используют далеко за пределами кулинарии. Её добавляют в парфюмерию, косметику, лекарства и даже табачные изделия. Ванильный аромат применяют в ароматерапии для снятия стресса и улучшения настроения. Исследования показывают, что запах ванили действительно снижает уровень тревожности.

Учёные работают над созданием более дешёвых способов производства натурального ванилина. Биотехнологические компании научились получать его с помощью модифицированных дрожжей и бактерий, но такой продукт пока не признан полностью натуральным в большинстве стран.

Для фермеров Мадагаскара, Индонезии и Мексики ваниль остаётся важнейшим источником дохода. Справедливая торговля и прямые контракты с производителями помогают улучшить условия жизни в сельских регионах. Некоторые компании развивают программы устойчивого выращивания, обучая фермеров современным методам агротехники и помогая защитить урожай.

От легенды до реальности

История ванили — это рассказ о том, как человечество превратило капризное тропическое растение в глобальный товар. От священного цветка ацтеков до объекта биотехнологических экспериментов, ваниль прошла долгий путь. При этом суть осталась неизменной: получение качественной пряности требует терпения, мастерства и уважения к природе.

Каждый раз, когда мы чувствуем тёплый сладковатый аромат ванили, стоит помнить о тысячах людей, чей труд скрывается за этим простым удовольствием. О мальчике-рабе, изменившем мир. О фермерах, встающих на рассвете, чтобы опылить капризные цветы. О древних традициях и современных технологиях, переплетённых в каждом тёмном стручке.

«Для пейзажной съёмки я предпочитаю умеренные и высокие широты и альпийские ландшафты, – пишет фотограф. – Мне нравится суровая красота этих мест и своеобразная меланхолия, которая их окружает».

Килиан Шоенбергер (Kilian Schoenberger) – профессиональный фотограф и географ из Германии. Снимает в разных жанрах, особенно известен красочными пейзажными фотографиями, хотя страдает дальтонизмом. Но Шоенбергер считает, что, не имея возможности различать оттенки зелёного и коричневого как большинство людей, он в основном концентрируется на формах и текстурах объектов в кадре.

Эти пейзажи фотограф сделал в заснеженных горных хребтах Германии и Центральной Европы. Описывая зиму, он называет её временем, «когда вся семья собирается дома у изразцовой печи, рассказывая легенды и сказки; мистические фигуры буквально выжидают у порога, а снег и мороз словно оживляют деревья».

Работы Килиана Шоенбергера можно найти на его сайте и в .

Легенды о единорогах уходят в глубокую древность: о загадочных существах с рогом на лбу упоминали ещё античные историки, средневековые хроники и даже библейские тексты. Их образ объединял силу и чистоту, дикость и божественность. Но откуда возникли эти мифы и почему сказочное существо так прочно укоренилось в культуре самых разных народов?

Кто такие единороги и где они живут?

Считалось, что единорог — крупное животное размером с лошадь. Его рог обладал магическими свойствами, а простая встреча с ним сулила удачу. Сегодня ясно: эти звери — плод человеческого воображения. Но всего 300 лет назад даже зоологи верили в их существование.

Чем дальше вглубь веков, тем больше сведений о единорогах и рассказов о встречах с ними. Античные учёные утверждали, что эти существа обитают в Индии и Африке. Ещё в IV веке до н. э. о них писал греческий врач Ктесий Книдский — личный лекарь персидского царя. По его описанию, это было животное размером с лошадь, внешне напоминающее осла: белое тело, красноватая голова и лазурные глаза.

На самом деле, Ктесий Книдский писал не об одном, а о трёх мифических индийских существах с рогами — включая «картазона» и «онагра», но именно его описание «единорога» было позже вырвано из контекста средневековыми компиляторами. Это зафиксировано в его труде «Индика», сохранившемся в пересказе византийского историка Фотия IX века.

Античные фантазёры, запутавшие всех

Ктесий писал, что рог единорога достигал полутора локтей в длину (примерно 70 см): у основания белый, посередине чёрный, а на кончике — алый. Единорог умело защищался этим рогом и мог убить не только человека, но и крупного хищника. Добыть его было крайне сложно: зверь отличался не только силой и хитростью, но и обитал в самых труднодоступных местах. Но игра стоила свеч: считалось, что тот, кто выпьет из рога единорога, обретает иммунитет ко всем болезням и становится невосприимчивым к ядам.

Сам Ктесий никогда не бывал дальше Персии и судил о животных Африки и Индии лишь по чужим рассказам. К тому же современники отзывались о нём как о человеке, склонном к выдумкам. Скорее всего, впечатлительный Ктесий слышал рассказы о носорогах. Эти животные как раз водятся в Африке и Индии, а во времена грека были очень многочисленны. Рог носорога, который и сейчас считают средством от многих недугов, тогда наделяли магическими свойствами. Купцы привозили его издалека и нередко раскрашивали, чтобы придать эффектный вид.

Несколько столетий спустя римский писатель Плиний Старший описывал единорогов иначе. По его словам, у этого зверя были массивные, как у слона, ноги и короткий, как у свиньи, хвост. Это уже гораздо больше походило на носорога. Плиний, вероятно, видел этих животных: их привозили в Рим как диковины или для боёв на аренах.

Плиний в «Естественной истории» (I век н. э.) описывал монокероса как животное с головой оленя, хвостом свиньи, копытами слона и одним чёрным рогом — вероятно, смешивая отчёты о носорогах, антилопах и даже ископаемых останках, найденных в римских провинциях.

Как ошибка перевода породила диковинное существо

Эксперты считают, что классический образ единорога сформировался благодаря Библии — точнее, из-за ошибок переводчиков. В Священном Писании зверь упоминается неоднократно, в том числе так:

«Захочет ли единорог служить тебе и переночует ли у яслей твоих? Можешь ли веревкой привязать единорога к борозде, и станет ли он боронить за тобой поле?»

Но с чего вдруг единорог должен вспахивать поля, если он — не одомашненное животное? В современных переводах речь идёт о быке или туре. Кстати, на одной из печатей Хараппской цивилизации, развивавшейся в долине Инда, изображён бык с одним рогом. Скорее всего, это обычный бык, но в двухмерном виде один рог сливается.

Древние переводчики Библии с иврита на греческий столкнулись с неизвестным словом — «реэм». Не зная точного соответствия, они перевели как «монокерос», то есть «единорог». Почему так? Трудно сказать. Возможно, повлияла легенда о Ноевом ковчеге: якобы единороги не поместились и плыли за ним, упираясь рогом в борт

Слово «реем» упоминается 9 раз в Ветхом Завете. Современные библеисты считают, что речь шла о туре (Bos primigenius) — вымершем диком быке, чьи рога достигали 80 см. Ошибка закрепилась в Септуагинте (III–II вв. до н. э.), а затем перешла в латинскую Вульгату (IV век), где Иероним использовал термин «unicornis». Интересно, что в эфиопской Библии животное называется «арим», и описывается как похожее на льва с рогом — что указывает на региональные вариации мифа.

Байки и связь с реальностью

Большую роль сыграли путешественники. Вернувшись из дальних стран, они фантазировали, придумывая существ ещё страннее лошади с рогом. Некоторые описывали носорогов, но в Европе и на Ближнем Востоке ничего похожего не водилось. Постепенно образ искажался в знакомого коня с наростом на голове.

Интересно, что в китайской мифологии существовал свой аналог единорога — цилинь (麒麟), который, согласно поверьям, появлялся только при рождении великих правителей. Последний раз его якобы видели в 1421 году, когда адмирал Чжэн Хэ привёз из Африки жирафа, которого двор императора принял за легендарного цилиня.

Со временем в Европу начали завозить диковинных животных из Африки и Азии: жирафов, слонов, гиппопотамов, носорогов. Но ничего похожего на канонического единорога так и не появилось. Легенды могли угаснуть, если бы их не поддерживали маги и знахари.

Два вида товара и заоблачная цена

Столетиями маги и знахари продавали сомнительные снадобья и амулеты из рога единорога. Не желая терять доход, они множили истории о мифических зверях. Существовали два вида рогов: Unicornum verum (настоящий) и Unicornum falsum (фальшивый). В качестве настоящего рога продавали бивни мамонтов. Подделкой служили зубы нарвала.

Цена этого товара была астрономической. В 1560-х годах один рог единорога стоил в 10 раз дороже золота того же веса. Английская королева Елизавета I купила рог за 10 000 фунтов — сумму, на которую можно было построить целый замок. В сокровищнице английских монархов до сих пор хранится «рог единорога» длиной 2,4 метра, подаренный королеве в 1577 году исследователем Мартином Фробишером.

Особенно впечатляющим использованием «рогов» стал коронационный трон датских королей в замке Розенборг, построенный около 1671 года. Трон полностью изготовлен из бивней нарвалов — на него ушло около 20 бивней.

В чём ценность продукта?

Независимо от происхождения, рогу приписывали невероятные свойства: он лечил любые болезни и нейтрализовал яды. Продукт использовали не только для чаш: рог пили в виде порошка, носили кусочки как амулеты на шее и запястье, зашивали в одежду. Впрочем, находились и скептики.

Знаменитый французский хирург Амбруаз Паре в 1564 году провел публичный эксперимент: давал собаке яд, а затем порошок «рога единорога». Собака умерла, что нанесло удар по репутации чудо-средства. Итальянский врач Франческо Реди в 1671 году провел серию подобных опытов, кормя «рогом единорога» голубей, которым давал мышьяк. Все птицы погибли. Однако торговцы продолжали прибыльный бизнес еще 150 лет после этих разоблачений.

Научное подтверждение обмана пришло в 1638 году, когда датский натуралист Оле Ворм препарировал голову нарвала и показал королю Кристиану IV анатомическое строение, доказав, что «рога единорога» — это бивни морских животных.

Интересно, что даже в наши дни бивни нарвала остаются ценным товаром: легальная цена составляет от 4 000 до 15 000 долларов за штуку, а на чёрном рынке доходит до 30 000 долларов.

Как «охотились» на единорога

Охотники на единорогов набивали цену своим историям. Они рассказывали о невероятных опасностях при выслеживании хитрых, коварных зверей, которых невозможно сразить обычным оружием.

Чаще всего байки гласили: в лесу оставляли красивую юную девственницу. Единорог подходил, клал голову ей на колени и засыпал. Тогда охотник выскакивал из засады и отрубал драгоценный рог. Эти легенды взвинчивали цену, а шарлатаны перепродавали товар ещё дороже, извлекая максимум выгоды.

Этот мотив впервые появился в физиологах — средневековых аллегорических трактатах о животных. В «Физиологе» II–III вв. девственница символизировала Деву Марию, а единорог — Христа, «пойманного любовью». Эта христианская аллегория стала краеугольным камнем европейского образа единорога.

А вот на Руси мифы о единорогах не прижились. Бивни мамонтов и зубы нарвала здесь не были редкостью: на Севере находили останки мамонтов и делали из них поделки. Поморы охотились на нарвалов и моржей, везли «рыбий зуб» возами на рынки — без лишней наценки. Хотя в описи Оружейной палаты Московского Кремля 1642 года упоминается «рог инрогов» (единорога) весом 2 фунта 22 золотника (около 900 грамм), украшенный золотом и драгоценными камнями, принадлежавший царю Ивану IV.

Конец эпохи веры в единорогов

В Европе последнее «научное» упоминание единорога датируется 1741 годом. В лондонском фармацевтическом справочнике описывали лекарства из его рога. К тому времени верить в зверя оставались единицы. Ещё несколько десятилетий — и на харрапских печатях распознали быка, а ошибки в научных трудах исправили.

В 1734 году знаменитый натуралист Георг Бартоломеус Цицер, описывая «единорога», с осторожностью заметил: «Возможно, это не отдельный вид, а носорог, описанный с преувеличением». А в 1760 году французский энциклопедист Дидро в «Энциклопедии» уже прямо писал: «Единорог — миф, основанный на нарвале и торговле».

В 1827 году учёный Альберт-Антуан Жирар, исследуя мумии, обнаружил, что «рога единорогов» в королевских коллекциях на 100 % совпадают с зубами самцов нарвала — и это стало научным финалом мифа. Последняя зафиксированная крупная продажа «рога единорога» в Европе произошла в 1789 году в Париже — незадолго до Французской революции бивень нарвала был продан за 8 000 ливров неназванному аристократу.

Несмотря ни на что, образ коня с рогом нарвала занял прочное место в культуре многих народов. Он символизирует мудрость, силу и чистоту. Изображение мифического зверя продолжают использовать в поп-культуре, дизайне и искусстве, верные древним традициям.

Единороги в современном мире

Единорог стал национальным символом Шотландии с XII века и изображен на королевском гербе Великобритании. Интересно, что на гербе единорог изображен в цепях — символизируя, что даже самое могущественное существо покорилось шотландским королям. В японской мифологии единорог называется кирин (キリン), и крупнейшая японская пивоваренная компания Kirin Brewery, основанная в конце позапрошлого века, использует изображение этого существа как логотип.

Сегодня единорогов можно встретить на страницах произведений в жанре фэнтези, в фильмах и аниме. Также изображение животного продолжает использоваться в поп-культуре, дизайне и изобразительном искусстве, как дань древним традициям.

Образ единорога прошёл сквозь века — от античных хроник до гербов, сказок и современных фантазий. Для одних это символ чистоты и силы, для других — миф, рождённый ошибками переводов и воображением путешественников. А как думаете вы: единороги — чистая фантазия или в основе легенд могло скрываться реальное животное?

Исаак Ильич Левитан родился в 1860 году в местечке Кибарты и, прожив совсем недолгую жизнь, умер на сороковом году с наступлением 20-го века. Иногда кажется, что история или некая иная могущественная рука вырвала из жизни тех, кто не смог бы перенести испытаний грядущими русскими революциями, оставив их творчество, далёкое от политики и от мира дольнего чистым и незапятнанным. И Левитан один из таких людей. Несмотря на формальную принадлежность к течению передвижников, его картины начисто лишены почти обязательного обличения язв современного передвижникам общества; мрачных и прекрасных в своей безжалостности к зрителю сюжетов.

На его полотнах не найти ни нищих в рванье, ни изнеженных служителей культа, вкупе с купцами и дворянами, сермяжного быта и прочих посконных «прелестей», которыми были сильны передвижники и в которых были абсолютно правдивы. Нет, на картинах Левитана можно повстречать отголоски того самого быта: рыбацкие лодки на берегу, избы, церкви…

Но лодки выглядят не укором тяжёлому промыслу и нищете, избы, пусть и порядком скособоченные, купаются в закатных лучах, точно краюхи ржаного хлеба в пряничной глазури, а церкви… церкви, написанные внуком раввина, выглядят кротко и целомудренно, сочетая в себе спокойствие прибрежного валуна и нежные краски закатно-рассветного неба. Они – часть пейзажа, его логичное и неотъемлемое продолжение, созвучие, рифма мира человеческого к миру вообще.

Левитан умело чередовал различные техники. К слову, он рисовал весьма талантливые натюрморты («Лесные фиалки и незабудки») и портреты («Портрет Софьи Петровны Кувшинниковой»), но они очевидно мало привлекали художника и чести быть нарисованным Левитаном удостаивались немногие – близкий друг Чехов, возлюбленная Кувшинникова, редкие запавшие в душу знакомцы вроде А.А. Грошевой, сам Левитан, зафиксировавший себя в нескольких автопортретах и… те, кто мог за них заплатить. Лишь на пороге голода Левитан принимал постылые сердцу «портретные» предложения.

Соученик художника Константин Коровин приводит в своих воспоминаниях такой диалог:

«– Нет, постой, – говорю я, – Давай лучше анатомию...
– Ну зачем это? Я никогда не буду писать человека. Анатомия! Я не хочу знать, какие у меня кости, какой хрусталик в глазу. Ой, это невозможно...
– Нет, обязан знать, – говорю я с умыслом. – Ты сегодня хотел писать вечером "Галки летят... "
– Ну и что же?..
– Значит – должен знать анатомию галки...
Левитан пристально посмотрел на меня и сказал, горячась:
– Но нет же анатомии весны...».

Впрочем, если даже говорить только о пейзажах, трудно обойти вниманием удивительную разнообразность техник и материалов, которыми работал мастер: акварели, уголь, пастель, масло… На полотнах встречается строго реалистическая манера, близкая к Шишкину («Лесистый берег. Сумерки»), («У омута») и куиндживская игра со светом («Последние лучи солнца. Осиновый лес»), («Вечерние тени»), романтический лёгкий пафос Лагорио («Крымский пейзаж») и околоимпрессионистские эксперименты («Туман над водой»), («Осенний пейзаж с церковью»). Это ненавязчивое разнообразие не даёт зрителю заскучать, словно тот смотрит выставку не одного, а десяти мастеров и, конечно же, говорит об огромной одарённости, жажде творческого поиска.

При этом все вышеприведённые сравнения в большой степени условны, ведь прославила Левитана, конечно же, не эта схожесть или, тем более, подражательство. Не умение подражать условному Шишкину и Куинджи сделало Левитана знаменитым, а умение не подражать никому, ведь все эти картины при схожести сюжетов или приёмов внешних, отличаются глубиной передачи настроения автора. Не блестящее техническое совершенство, способность ухватить мелочи или сложную игру света, но тонкость чувствования и способность ретранслировать эмоции посредством полотен делает Левитана выдающимся живописцем. К слову, искусствоведы позиционируют художника именно как мастера «пейзажа настроения», что в высшей степени справедливо. По собственным словам, Левитан рисовал не просто пейзаж, но то чувство, которое этот пейзаж вызывает.

Большую часть сохранившихся картин Левитана можно разделить на два настроения: меланхоличную спокойную задумчивость и тихую, обнадёживающую радость. К первым подходят вечерние и ночные пейзажи, ко вторым – утренние и дневные. Для художника совершенно нехарактерно деление на сезоны; например, его осенняя живопись может быть задумчивой, как на полотнах «Осень», «Туман. Осень» и заразительно жизнерадостной, как в случае с картинами «Золотая осень» и «Большая дорога. Осенний солнечный день». Влюбчивый по натуре не только в женщин Левитан искренне любил окружающий его бессловесный неторопливый мир природы, отдаваясь творчеству без остатка.

От казённого неторопливого государственного антисемитизма, подогреваемого регулярными для того времени политическими эксцессами, художника защитили друзья, учителя и сам Павел Михайлович Третьяков, который, покупая картины молодого художника, гарантировал тому некоторую финансовую независимость. Не стоит оставлять без внимания тот факт, что Левитан был одним из любимейших учеников признанного, на тот момент, мастера Алексея Саврасова. Именно Саврасов аккуратно и легко направлял Левитана в начале творческого пути. А крепкое товарищество однодумцев или, если точнее – одночуствовцев от живописи подкрепляло прижившиеся ростки. Художник Коровин вспоминал очень характерный эпизод с участием Левитана: «Исаак, – сказал я, – смотри, шиповник, давай помолимся ему, поклонимся. И оба мы, еще мальчишки, стали на колени. – "Шиповник!" – сказал Левитан, смеясь. "Радостью славишь ты солнце – сказал я, – продолжай, Исаак... и даришь нас красотой весны своей. Мы поклоняемся тебе».

Уже состоявшимся, художнику довелось побывать во Франции, Италии, Австрии, Финляндии, где написал несколько полотен. Так же восторженно принял Левитан и Крым, куда приехал, вероятно, по приглашению Чехова. Написав несколько десятков ярких, безусловно, талантливых пейзажей, объездив несколько городов и отнаслаждавшись видами, художник писал впоследствии другу-писателю: «Передайте Шехтелю..., пусть не беспокоится, – я север люблю теперь больше, чем когда-либо, я только теперь понял его...». Левитан навсегда останется верен своему «подмосковью» и, особенно, городку Плёс, где родились главные сюжеты художника. Остановившись там на ночёвку, Левитан остался в Плёсе на три художественных сезона и на всю жизнь, неразрывно связав собственное имя и имя поволжского городка.

Ездивший в Европу, чтобы «сверить часы» с ведущими художниками, он, тем не менее писал из Ниццы: «Воображаю, какая прелесть теперь у нас на Руси – реки разлились, оживает все. Нет лучше страны, чем Россия... Только в России может быть настоящий пейзажист». И картины Левитана (последняя несла говорящее название «Озеро. Русь») вправду стали отображением русской природы, вдохновляя на стихи поэта Рубцова и на прозу гениального Чехова. Константин Паустовский, знаменитый своими пейзажами в прозе, восторженно писал о спектре «эмоций» на полотнах художника.

За три года до смерти Левитан напишет: «Я никогда еще не любил так природу, не был так чуток к ней, никогда еще так сильно не чувствовал я это божественное нечто, разлитое во всем, но что не всякий видит, что даже и назвать нельзя, так как оно не поддается разуму, анализу, а постигается любовью. Без этого чувства не может быть истинный художник...».

И как такой взгляд на мир пригодится каждому человеку.

Я неохотно убираю руки от медленно вращающейся на гончарном круге миски и наблюдаю, как её неровные бока постепенно останавливаются. Вот бы ещё чуть-чуть их подправить. Я в древнем городе керамики Хаги в префектуре Ямагути. Хотя я доверяю мастеру, который убедил меня оставить миску как есть, не могу сказать, что понимаю его мотивы. Он с улыбкой произносит: «В ней есть ваби-саби». И отправляет мою миску на обжиг. А я сижу, размышляя над отсутствием симметрии, и пытаюсь понять, что же такое он имел в виду.

Как оказалось, непонимание этой фразы — вполне обычное явление. Ваби-саби — ключевая идея японской эстетики, древних идеалов, которые до сих пор регулируют нормы вкуса и красоты в этой стране. Это выражение не только невозможно перевести на другие языки — оно и в японской культуре считается не поддающимся определению. Его часто произносят в случае глубокого восхищения и почти всегда добавляют muri (невозможно), когда просишь объяснить подробнее. Короче говоря, выражение «ваби-саби» описывает необычный взгляд на мир.

Выражение зародилось в даосизме во времена существования Китайской империи Сун (960‑1279), потом попало в дзен-буддизм и вначале воспринималось как сдержанная форма восхищения. Сегодня оно отражает более расслабленное принятие недолговечности, природы и меланхолии, одобрение несовершенства и незавершённости во всём — от архитектуры до керамики и флористики.

Ваби примерно означает «элегантная красота непритязательной простоты», а саби — «течение времени и наступающий вследствие этого распад». Вместе они обозначают чувство, уникальное для Японии и занимающее центральное место в культуре этой страны. Но такое описание очень поверхностно, оно мало приближает нас к пониманию. Буддистские монахи вообще полагают, что слова — его враг.

Как считает профессор Танехиша Отабе (Tanehisa Otabe) из Токийского университета, начинать знакомство с ваби-саби хорошо с изучения древнего искусства ваби-ча — вида чайной церемонии, возникшего в XV–XVI веках. Основавшие его чайные мастера отдавали предпочтение японской керамике, а не популярной в то время идеально выполненной китайской. Это был вызов тогдашним нормам прекрасного. На их чайных приборах не было привычных символов красоты (яркие цвета и затейливая роспись), и гостям предлагалось рассматривать неброские цвета и текстуры. Эти мастера выбирали несовершенные, грубоватые предметы, потому что «ваби-саби предполагает что-то незаконченное или неполное, оставляя простор для воображения».

Взаимодействие с чем-то, что считается ваби-саби, даёт:

• осознание естественных сил, участвующих в создании предмета;


• принятие природной силы;


• отказ от дуализма — убеждения, что мы отделены от окружающей нас среды.

Вместе эти впечатления помогают смотрящему увидеть себя частью природного мира и почувствовать, что он не отделён от него, а находится во власти естественного течения времени.

Щербинки и неровности воспринимаются не как ошибки, а как проявление созидательной силы природы – точно так же, как мох, растущий на неровной стене, или согнувшееся на ветру дерево.

«Принципы ваби-саби открыли нам глаза на повседневность и создали необычный, эстетический, подход к восприятию обыденного», — говорит профессор Отобе, особо подчёркивая важность принятия в японской культуре. В ней общество регулярно вынуждено бороться с катаклизмами. Вместо того чтобы провозглашать природу лишь опасной разрушительной силой, ваби-саби помогает представить её как источник красоты, которую стоит ценить даже в мельчайших проявлениях. Она становится местом, где рождаются цвета, формы, узоры и вдохновение, силой, с которой можно не только бороться, но и сотрудничать.

Главный же ключ к пониманию ваби-саби — неизбежность смертности, заключённая в природе. Сами по себе окружающие нас формы просто красивы. Но осознание их быстротечности, подчёркивающее нашу собственную недолговечность, делает их значительнее.

Это напомнило мне историю одной японской коллеги о её детской поездке в Киото. Тогда она наскоро прошла по территории вокруг деревянного храма Гинкаку-дзи, торопясь посмотреть более знаменитый позолоченный Кинкаку-дзи, возвышающийся над озером. Он был ярким и эффектным и впечатлял гораздо больше, чем его простой и традиционный собрат.

Она снова побывала там через несколько десятилетий. Хотя золотой храм по‑прежнему бросается в глаза, она заметила, что кроме быстрого удовольствия от созерцания золота в нём больше ничего нет. А вот в Гинкаку-дзи она нашла новое очарование: старое дерево имеет множество оттенков и текстур, а сады камней подчёркивают разнообразие природных форм. Она не могла оценить этого в детстве, но с возрастом стала воспринимать разрушительное действие времени как источник красоты — гораздо более значительный, чем блеск золота.

Я была заинтригована этим и решила связаться с керамистом Кадзунори Хамана (Kazunori Hamana), в чьих работах часто находят элементы ваби-саби. Он тоже подчеркнул важность старения.

«Когда ты молод, у тебя другие чувства — всё новое кажется хорошим, ты начинаешь видеть развитие истории, — объясняет он. — Когда ты вырастаешь, то видишь множество историй, в своей семье и в природе: всё растёт и умирает, а ты лучше понимаешь эти концепции, чем в детстве».

Такое отношение к отметкам времени — основная черта работ Хаманы, которые он выставляет в заброшенных сельских домах. Он объясняет, что дверные косяки, почерневшие за годы от каминного дыма, и начавшие осыпаться глинобитные стены — история дома. Они создают подходящий фон для его работ и помогают избежать холодной раздвоенности обезличенного пространства белых галерей.

Хамана применяет в своей работе важную для ваби-саби концепцию о взаимотворчестве человека и природы. «Сначала я немного обдумываю дизайн, но глина — природный материал, она меняется. Я не хочу бороться с природой, поэтому следую форме глины, принимаю её», — рассказывает он.

Иногда природа становится ещё и фоном, на котором он выставляет свои изделия. Например, он оставил несколько работ в заросшем бамбуковом лесу на территории вокруг своего дома. За годы они заросли кустарником, и на них появились неповторимые узоры от перепадов температур, сколов и окружающих растений. Но это только дополняет красоту каждого объекта, а трещины расширяют его историю.

С ваби-саби также часто связывают искусство кинцуги — метод реставрации разбитой керамики с помощью лака и золотого порошка. Этот подход подчёркивает, а не скрывает трещины, делая их частью предмета.

Когда дочь Хаманы случайно разбила некоторую его керамику, он на несколько лет оставил осколки на улице, чтобы природа придала им цвет и форму. Когда местный специалист по кинцуги склеил их, разница цветов была настолько тонкой и неравномерной, что её ни за что бы не удалось воссоздать намеренно.

Принятие природных эффектов и отражение семейной истории создают неповторимую ценность предмета, который во многих культурах сочли бы бесполезным и выбросили.

Стремление к безупречности, так распространённое на Западе, задаёт недостижимые стандарты, которые только вводят в заблуждение. В даосизме идеал приравнивается к смерти, потому что он не предполагает дальнейшего роста. Стремясь создавать безупречные вещи, а затем пытаясь сохранить их в таком состоянии, мы отрицаем саму их цель. А в результате теряем радость перемен и развития.

На первый взгляд эта концепция кажется абстрактной, но восхищение недолговечной красотой лежит в основе самых простых японских удовольствий. Например, в ханами — ежегодной церемонии любования цветами. Во время цветения сакуры устраивают вечеринки и пикники, катаются на лодках и участвуют в фестивалях, хотя лепестки этого дерева быстро начинают опадать. Узоры, которые они образуют на земле, считаются такими же красивыми, как и соцветия на деревьях.

Такое принятие мимолётной красоты вдохновляет. Хотя оно и окрашено меланхолией, но учит наслаждаться каждым приходящим моментом, ничего не ожидая.

Вмятины и царапины, которые есть у всех нас, напоминают о приобретённом опыте, и стереть их — значит игнорировать жизненные сложности. Когда через несколько месяцев мне пришла миска, сделанная мной в Хаги, её неровные края больше не казались мне недостатком. Вместо этого я увидела в них желанное напоминание о том, что жизнь неидеальна и не нужно пытаться её такой сделать.