Известный португальский мастер стрит-арта Артур Бордало (Bordalo II) превращает кучи мусора в настоящие произведения искусства. После многомесячных стараний на месте обломков появляются радужные инсталляции гигантских птиц, насекомых и даже крупных животных.

К каждой своей работе Артур подходит индивидуально и очень тщательно. Из куч мусора и металлических обломков он создает задуманные композиции, а затем покрывает их нужными цветами.

Хотя сам материал не позволяет создать нечто утонченное, но это не мешает инсталляциям Артура становиться достойным украшением города. Главная цель его деятельности – пробудить в людях ответственность за экологическое состояние окружающей среды.

А вот некоторые из последних работ Бордало:

Пчела

Легенды о единорогах уходят в глубокую древность: о загадочных существах с рогом на лбу упоминали ещё античные историки, средневековые хроники и даже библейские тексты. Их образ объединял силу и чистоту, дикость и божественность. Но откуда возникли эти мифы и почему сказочное существо так прочно укоренилось в культуре самых разных народов?

Кто такие единороги и где они живут?

Считалось, что единорог — крупное животное размером с лошадь. Его рог обладал магическими свойствами, а простая встреча с ним сулила удачу. Сегодня ясно: эти звери — плод человеческого воображения. Но всего 300 лет назад даже зоологи верили в их существование.

Чем дальше вглубь веков, тем больше сведений о единорогах и рассказов о встречах с ними. Античные учёные утверждали, что эти существа обитают в Индии и Африке. Ещё в IV веке до н. э. о них писал греческий врач Ктесий Книдский — личный лекарь персидского царя. По его описанию, это было животное размером с лошадь, внешне напоминающее осла: белое тело, красноватая голова и лазурные глаза.

На самом деле, Ктесий Книдский писал не об одном, а о трёх мифических индийских существах с рогами — включая «картазона» и «онагра», но именно его описание «единорога» было позже вырвано из контекста средневековыми компиляторами. Это зафиксировано в его труде «Индика», сохранившемся в пересказе византийского историка Фотия IX века.

Античные фантазёры, запутавшие всех

Ктесий писал, что рог единорога достигал полутора локтей в длину (примерно 70 см): у основания белый, посередине чёрный, а на кончике — алый. Единорог умело защищался этим рогом и мог убить не только человека, но и крупного хищника. Добыть его было крайне сложно: зверь отличался не только силой и хитростью, но и обитал в самых труднодоступных местах. Но игра стоила свеч: считалось, что тот, кто выпьет из рога единорога, обретает иммунитет ко всем болезням и становится невосприимчивым к ядам.

Сам Ктесий никогда не бывал дальше Персии и судил о животных Африки и Индии лишь по чужим рассказам. К тому же современники отзывались о нём как о человеке, склонном к выдумкам. Скорее всего, впечатлительный Ктесий слышал рассказы о носорогах. Эти животные как раз водятся в Африке и Индии, а во времена грека были очень многочисленны. Рог носорога, который и сейчас считают средством от многих недугов, тогда наделяли магическими свойствами. Купцы привозили его издалека и нередко раскрашивали, чтобы придать эффектный вид.

Несколько столетий спустя римский писатель Плиний Старший описывал единорогов иначе. По его словам, у этого зверя были массивные, как у слона, ноги и короткий, как у свиньи, хвост. Это уже гораздо больше походило на носорога. Плиний, вероятно, видел этих животных: их привозили в Рим как диковины или для боёв на аренах.

Плиний в «Естественной истории» (I век н. э.) описывал монокероса как животное с головой оленя, хвостом свиньи, копытами слона и одним чёрным рогом — вероятно, смешивая отчёты о носорогах, антилопах и даже ископаемых останках, найденных в римских провинциях.

Как ошибка перевода породила диковинное существо

Эксперты считают, что классический образ единорога сформировался благодаря Библии — точнее, из-за ошибок переводчиков. В Священном Писании зверь упоминается неоднократно, в том числе так:

«Захочет ли единорог служить тебе и переночует ли у яслей твоих? Можешь ли веревкой привязать единорога к борозде, и станет ли он боронить за тобой поле?»

Но с чего вдруг единорог должен вспахивать поля, если он — не одомашненное животное? В современных переводах речь идёт о быке или туре. Кстати, на одной из печатей Хараппской цивилизации, развивавшейся в долине Инда, изображён бык с одним рогом. Скорее всего, это обычный бык, но в двухмерном виде один рог сливается.

Древние переводчики Библии с иврита на греческий столкнулись с неизвестным словом — «реэм». Не зная точного соответствия, они перевели как «монокерос», то есть «единорог». Почему так? Трудно сказать. Возможно, повлияла легенда о Ноевом ковчеге: якобы единороги не поместились и плыли за ним, упираясь рогом в борт

Слово «реем» упоминается 9 раз в Ветхом Завете. Современные библеисты считают, что речь шла о туре (Bos primigenius) — вымершем диком быке, чьи рога достигали 80 см. Ошибка закрепилась в Септуагинте (III–II вв. до н. э.), а затем перешла в латинскую Вульгату (IV век), где Иероним использовал термин «unicornis». Интересно, что в эфиопской Библии животное называется «арим», и описывается как похожее на льва с рогом — что указывает на региональные вариации мифа.

Байки и связь с реальностью

Большую роль сыграли путешественники. Вернувшись из дальних стран, они фантазировали, придумывая существ ещё страннее лошади с рогом. Некоторые описывали носорогов, но в Европе и на Ближнем Востоке ничего похожего не водилось. Постепенно образ искажался в знакомого коня с наростом на голове.

Интересно, что в китайской мифологии существовал свой аналог единорога — цилинь (麒麟), который, согласно поверьям, появлялся только при рождении великих правителей. Последний раз его якобы видели в 1421 году, когда адмирал Чжэн Хэ привёз из Африки жирафа, которого двор императора принял за легендарного цилиня.

Со временем в Европу начали завозить диковинных животных из Африки и Азии: жирафов, слонов, гиппопотамов, носорогов. Но ничего похожего на канонического единорога так и не появилось. Легенды могли угаснуть, если бы их не поддерживали маги и знахари.

Два вида товара и заоблачная цена

Столетиями маги и знахари продавали сомнительные снадобья и амулеты из рога единорога. Не желая терять доход, они множили истории о мифических зверях. Существовали два вида рогов: Unicornum verum (настоящий) и Unicornum falsum (фальшивый). В качестве настоящего рога продавали бивни мамонтов. Подделкой служили зубы нарвала.

Цена этого товара была астрономической. В 1560-х годах один рог единорога стоил в 10 раз дороже золота того же веса. Английская королева Елизавета I купила рог за 10 000 фунтов — сумму, на которую можно было построить целый замок. В сокровищнице английских монархов до сих пор хранится «рог единорога» длиной 2,4 метра, подаренный королеве в 1577 году исследователем Мартином Фробишером.

Особенно впечатляющим использованием «рогов» стал коронационный трон датских королей в замке Розенборг, построенный около 1671 года. Трон полностью изготовлен из бивней нарвалов — на него ушло около 20 бивней.

В чём ценность продукта?

Независимо от происхождения, рогу приписывали невероятные свойства: он лечил любые болезни и нейтрализовал яды. Продукт использовали не только для чаш: рог пили в виде порошка, носили кусочки как амулеты на шее и запястье, зашивали в одежду. Впрочем, находились и скептики.

Знаменитый французский хирург Амбруаз Паре в 1564 году провел публичный эксперимент: давал собаке яд, а затем порошок «рога единорога». Собака умерла, что нанесло удар по репутации чудо-средства. Итальянский врач Франческо Реди в 1671 году провел серию подобных опытов, кормя «рогом единорога» голубей, которым давал мышьяк. Все птицы погибли. Однако торговцы продолжали прибыльный бизнес еще 150 лет после этих разоблачений.

Научное подтверждение обмана пришло в 1638 году, когда датский натуралист Оле Ворм препарировал голову нарвала и показал королю Кристиану IV анатомическое строение, доказав, что «рога единорога» — это бивни морских животных.

Интересно, что даже в наши дни бивни нарвала остаются ценным товаром: легальная цена составляет от 4 000 до 15 000 долларов за штуку, а на чёрном рынке доходит до 30 000 долларов.

Как «охотились» на единорога

Охотники на единорогов набивали цену своим историям. Они рассказывали о невероятных опасностях при выслеживании хитрых, коварных зверей, которых невозможно сразить обычным оружием.

Чаще всего байки гласили: в лесу оставляли красивую юную девственницу. Единорог подходил, клал голову ей на колени и засыпал. Тогда охотник выскакивал из засады и отрубал драгоценный рог. Эти легенды взвинчивали цену, а шарлатаны перепродавали товар ещё дороже, извлекая максимум выгоды.

Этот мотив впервые появился в физиологах — средневековых аллегорических трактатах о животных. В «Физиологе» II–III вв. девственница символизировала Деву Марию, а единорог — Христа, «пойманного любовью». Эта христианская аллегория стала краеугольным камнем европейского образа единорога.

А вот на Руси мифы о единорогах не прижились. Бивни мамонтов и зубы нарвала здесь не были редкостью: на Севере находили останки мамонтов и делали из них поделки. Поморы охотились на нарвалов и моржей, везли «рыбий зуб» возами на рынки — без лишней наценки. Хотя в описи Оружейной палаты Московского Кремля 1642 года упоминается «рог инрогов» (единорога) весом 2 фунта 22 золотника (около 900 грамм), украшенный золотом и драгоценными камнями, принадлежавший царю Ивану IV.

Конец эпохи веры в единорогов

В Европе последнее «научное» упоминание единорога датируется 1741 годом. В лондонском фармацевтическом справочнике описывали лекарства из его рога. К тому времени верить в зверя оставались единицы. Ещё несколько десятилетий — и на харрапских печатях распознали быка, а ошибки в научных трудах исправили.

В 1734 году знаменитый натуралист Георг Бартоломеус Цицер, описывая «единорога», с осторожностью заметил: «Возможно, это не отдельный вид, а носорог, описанный с преувеличением». А в 1760 году французский энциклопедист Дидро в «Энциклопедии» уже прямо писал: «Единорог — миф, основанный на нарвале и торговле».

В 1827 году учёный Альберт-Антуан Жирар, исследуя мумии, обнаружил, что «рога единорогов» в королевских коллекциях на 100 % совпадают с зубами самцов нарвала — и это стало научным финалом мифа. Последняя зафиксированная крупная продажа «рога единорога» в Европе произошла в 1789 году в Париже — незадолго до Французской революции бивень нарвала был продан за 8 000 ливров неназванному аристократу.

Несмотря ни на что, образ коня с рогом нарвала занял прочное место в культуре многих народов. Он символизирует мудрость, силу и чистоту. Изображение мифического зверя продолжают использовать в поп-культуре, дизайне и искусстве, верные древним традициям.

Единороги в современном мире

Единорог стал национальным символом Шотландии с XII века и изображен на королевском гербе Великобритании. Интересно, что на гербе единорог изображен в цепях — символизируя, что даже самое могущественное существо покорилось шотландским королям. В японской мифологии единорог называется кирин (キリン), и крупнейшая японская пивоваренная компания Kirin Brewery, основанная в конце позапрошлого века, использует изображение этого существа как логотип.

Сегодня единорогов можно встретить на страницах произведений в жанре фэнтези, в фильмах и аниме. Также изображение животного продолжает использоваться в поп-культуре, дизайне и изобразительном искусстве, как дань древним традициям.

Образ единорога прошёл сквозь века — от античных хроник до гербов, сказок и современных фантазий. Для одних это символ чистоты и силы, для других — миф, рождённый ошибками переводов и воображением путешественников. А как думаете вы: единороги — чистая фантазия или в основе легенд могло скрываться реальное животное?

И как такой взгляд на мир пригодится каждому человеку.

Я неохотно убираю руки от медленно вращающейся на гончарном круге миски и наблюдаю, как её неровные бока постепенно останавливаются. Вот бы ещё чуть-чуть их подправить. Я в древнем городе керамики Хаги в префектуре Ямагути. Хотя я доверяю мастеру, который убедил меня оставить миску как есть, не могу сказать, что понимаю его мотивы. Он с улыбкой произносит: «В ней есть ваби-саби». И отправляет мою миску на обжиг. А я сижу, размышляя над отсутствием симметрии, и пытаюсь понять, что же такое он имел в виду.

Как оказалось, непонимание этой фразы — вполне обычное явление. Ваби-саби — ключевая идея японской эстетики, древних идеалов, которые до сих пор регулируют нормы вкуса и красоты в этой стране. Это выражение не только невозможно перевести на другие языки — оно и в японской культуре считается не поддающимся определению. Его часто произносят в случае глубокого восхищения и почти всегда добавляют muri (невозможно), когда просишь объяснить подробнее. Короче говоря, выражение «ваби-саби» описывает необычный взгляд на мир.

Выражение зародилось в даосизме во времена существования Китайской империи Сун (960‑1279), потом попало в дзен-буддизм и вначале воспринималось как сдержанная форма восхищения. Сегодня оно отражает более расслабленное принятие недолговечности, природы и меланхолии, одобрение несовершенства и незавершённости во всём — от архитектуры до керамики и флористики.

Ваби примерно означает «элегантная красота непритязательной простоты», а саби — «течение времени и наступающий вследствие этого распад». Вместе они обозначают чувство, уникальное для Японии и занимающее центральное место в культуре этой страны. Но такое описание очень поверхностно, оно мало приближает нас к пониманию. Буддистские монахи вообще полагают, что слова — его враг.

Как считает профессор Танехиша Отабе (Tanehisa Otabe) из Токийского университета, начинать знакомство с ваби-саби хорошо с изучения древнего искусства ваби-ча — вида чайной церемонии, возникшего в XV–XVI веках. Основавшие его чайные мастера отдавали предпочтение японской керамике, а не популярной в то время идеально выполненной китайской. Это был вызов тогдашним нормам прекрасного. На их чайных приборах не было привычных символов красоты (яркие цвета и затейливая роспись), и гостям предлагалось рассматривать неброские цвета и текстуры. Эти мастера выбирали несовершенные, грубоватые предметы, потому что «ваби-саби предполагает что-то незаконченное или неполное, оставляя простор для воображения».

Взаимодействие с чем-то, что считается ваби-саби, даёт:

• осознание естественных сил, участвующих в создании предмета;


• принятие природной силы;


• отказ от дуализма — убеждения, что мы отделены от окружающей нас среды.

Вместе эти впечатления помогают смотрящему увидеть себя частью природного мира и почувствовать, что он не отделён от него, а находится во власти естественного течения времени.

Щербинки и неровности воспринимаются не как ошибки, а как проявление созидательной силы природы – точно так же, как мох, растущий на неровной стене, или согнувшееся на ветру дерево.

«Принципы ваби-саби открыли нам глаза на повседневность и создали необычный, эстетический, подход к восприятию обыденного», — говорит профессор Отобе, особо подчёркивая важность принятия в японской культуре. В ней общество регулярно вынуждено бороться с катаклизмами. Вместо того чтобы провозглашать природу лишь опасной разрушительной силой, ваби-саби помогает представить её как источник красоты, которую стоит ценить даже в мельчайших проявлениях. Она становится местом, где рождаются цвета, формы, узоры и вдохновение, силой, с которой можно не только бороться, но и сотрудничать.

Главный же ключ к пониманию ваби-саби — неизбежность смертности, заключённая в природе. Сами по себе окружающие нас формы просто красивы. Но осознание их быстротечности, подчёркивающее нашу собственную недолговечность, делает их значительнее.

Это напомнило мне историю одной японской коллеги о её детской поездке в Киото. Тогда она наскоро прошла по территории вокруг деревянного храма Гинкаку-дзи, торопясь посмотреть более знаменитый позолоченный Кинкаку-дзи, возвышающийся над озером. Он был ярким и эффектным и впечатлял гораздо больше, чем его простой и традиционный собрат.

Она снова побывала там через несколько десятилетий. Хотя золотой храм по‑прежнему бросается в глаза, она заметила, что кроме быстрого удовольствия от созерцания золота в нём больше ничего нет. А вот в Гинкаку-дзи она нашла новое очарование: старое дерево имеет множество оттенков и текстур, а сады камней подчёркивают разнообразие природных форм. Она не могла оценить этого в детстве, но с возрастом стала воспринимать разрушительное действие времени как источник красоты — гораздо более значительный, чем блеск золота.

Я была заинтригована этим и решила связаться с керамистом Кадзунори Хамана (Kazunori Hamana), в чьих работах часто находят элементы ваби-саби. Он тоже подчеркнул важность старения.

«Когда ты молод, у тебя другие чувства — всё новое кажется хорошим, ты начинаешь видеть развитие истории, — объясняет он. — Когда ты вырастаешь, то видишь множество историй, в своей семье и в природе: всё растёт и умирает, а ты лучше понимаешь эти концепции, чем в детстве».

Такое отношение к отметкам времени — основная черта работ Хаманы, которые он выставляет в заброшенных сельских домах. Он объясняет, что дверные косяки, почерневшие за годы от каминного дыма, и начавшие осыпаться глинобитные стены — история дома. Они создают подходящий фон для его работ и помогают избежать холодной раздвоенности обезличенного пространства белых галерей.

Хамана применяет в своей работе важную для ваби-саби концепцию о взаимотворчестве человека и природы. «Сначала я немного обдумываю дизайн, но глина — природный материал, она меняется. Я не хочу бороться с природой, поэтому следую форме глины, принимаю её», — рассказывает он.

Иногда природа становится ещё и фоном, на котором он выставляет свои изделия. Например, он оставил несколько работ в заросшем бамбуковом лесу на территории вокруг своего дома. За годы они заросли кустарником, и на них появились неповторимые узоры от перепадов температур, сколов и окружающих растений. Но это только дополняет красоту каждого объекта, а трещины расширяют его историю.

С ваби-саби также часто связывают искусство кинцуги — метод реставрации разбитой керамики с помощью лака и золотого порошка. Этот подход подчёркивает, а не скрывает трещины, делая их частью предмета.

Когда дочь Хаманы случайно разбила некоторую его керамику, он на несколько лет оставил осколки на улице, чтобы природа придала им цвет и форму. Когда местный специалист по кинцуги склеил их, разница цветов была настолько тонкой и неравномерной, что её ни за что бы не удалось воссоздать намеренно.

Принятие природных эффектов и отражение семейной истории создают неповторимую ценность предмета, который во многих культурах сочли бы бесполезным и выбросили.

Стремление к безупречности, так распространённое на Западе, задаёт недостижимые стандарты, которые только вводят в заблуждение. В даосизме идеал приравнивается к смерти, потому что он не предполагает дальнейшего роста. Стремясь создавать безупречные вещи, а затем пытаясь сохранить их в таком состоянии, мы отрицаем саму их цель. А в результате теряем радость перемен и развития.

На первый взгляд эта концепция кажется абстрактной, но восхищение недолговечной красотой лежит в основе самых простых японских удовольствий. Например, в ханами — ежегодной церемонии любования цветами. Во время цветения сакуры устраивают вечеринки и пикники, катаются на лодках и участвуют в фестивалях, хотя лепестки этого дерева быстро начинают опадать. Узоры, которые они образуют на земле, считаются такими же красивыми, как и соцветия на деревьях.

Такое принятие мимолётной красоты вдохновляет. Хотя оно и окрашено меланхолией, но учит наслаждаться каждым приходящим моментом, ничего не ожидая.

Вмятины и царапины, которые есть у всех нас, напоминают о приобретённом опыте, и стереть их — значит игнорировать жизненные сложности. Когда через несколько месяцев мне пришла миска, сделанная мной в Хаги, её неровные края больше не казались мне недостатком. Вместо этого я увидела в них желанное напоминание о том, что жизнь неидеальна и не нужно пытаться её такой сделать.

Пикассо хранил все свои обрезанные ногти и волосы, Хайди Клум носит в мешочке собственные молочные зубы, Агата Кристи придумывала убийственные сюжеты, пока ела яблоки в ванной, автор «Франкенштейна» писала с удавом на шее, а Диккенс ложился спать только лицом на север. Рецепты «на удачу» этих и других знаменитых личностей из книги Эллен Вайнштейн.

Многие люди стучат по дереву, стараются не ходить под лестницами или носят какой-нибудь талисман «на удачу» (вроде кроличьей лапки). Подобные ритуалы, конечно же, плоды суеверия: утешительного убеждения, что ритуал или предмет имеет силу принести удачу или защитить от зла.

«Это свойственно человеческой природе: желание контролировать то, что, возможно, не в нашей власти. В той или иной степени оно затрагивает почти всех», – говорит Эллен Вайнштейн, иллюстратор, писатель и искусствовед из Нью-Йорка.

Будучи глубоко суеверным человеком, она всегда интересовалась ритуалами, к которым люди прибегают в надежде обеспечить себе успех, продуктивность или креатив. Но свои личные практики Эллен не разглашает. «Если я о них расскажу, они потеряют силу», – смеётся Вайнштейн. Зато охотно делится суевериями замечательных личностей.

В апреле 2018 года Эллен выпустила книгу «Рецепты на удачу: суеверия, ритуалы и практики неординарных людей». Текст и её задорные иллюстрации раскрывают суеверные привычки 65 известных художников, дизайнеров, музыкантов, учёных, спортсменов, писателей.

Их распорядок варьируется от неожиданного до крайне эксцентричного. Например, писательница Мэри Шелли работала с удавом на шее и истолковывала движения змеи как указания продолжать писать или закругляться. А Фриде Кало лучше работалось после ухода за садом.

Ритуалы крайне разнообразны, но людей, их практикующих, объединяет глубокая страсть к своему занятию и желание добиться успеха в своём деле, считает Вайнштейн.

Ниже приводим отрывки с иллюстрациями из книги Эллен, в которых она рассказала о причудливых ритуалах «на удачу» творческих людей – от Йоко Оно до Сальвадора Дали.

Коко Шанель и счастливая цифра 5

Французский модельер Коко Шанель (1883-1971) была из числа глубоко суеверных людей. Когда-то гадалка сказала её, что 5 – её счастливое число. Поэтому свой знаменитый аромат Коко назвала «Шанель Nº 5». Также в её квартире висела хрустальная люстра, скрученная в цифру 5, а свои коллекции она предпочитала представлять в пятый день мая (пятого месяца года).

Пабло Пикассо держался за свою «сущность»

Испанский художник Пабло Пикассо (1881-1973) не выбрасывал свою старую одежду, обрезанные волосы и ногти из страха потерять часть своей «сущности». Он коллекционировал собственные произведения, и на момент смерти художнику принадлежало около пятидесяти тысяч собственных работ: от гравюр и рисунков до керамики и театральных декораций. Пикассо – один из самых плодовитых и влиятельных живописцев прошлого века.

Чарльз Диккенс и сон лицом на север

Чарльз Диккенс (1812-1870) носил с собой компас, чтобы определять стороны света, и во сне всегда смотреть на север. По его мнению, эта практика улучшала его писательские труды и помогала в творчестве. Диккенс, создавший «Большие надежды» и «Рождественские повести», был ещё и социальным критиком. Он руководствовался сильным моральным компасом, что проявилось в его резких изображениях социально-экономических реалий.

Йоко Оно и зажигание спички

Известная авангардная художница, певица и деятель искусства Йоко Оно в молодости отличалась большой чувствительностью к звуку и свету. Она обнаружила, что зажигая спичку и наблюдая, как пламя гаснет в тёмной комнате, чувствовала себя лучше. Оно повторяла этот ритуал постоянно, пока не успокаивалась. Позже эта личная привычка стала частью перформанса под названием Lighting Piece.

Диана фон Фюрстенберг и счастливая золотая монета

Модельер Диана фон Фюрстенберг всегда хранила золотую двадцатифранковую монету, которую её отец спрятал в своём ботинке во время Второй мировой войны и отдал дочери ещё в детстве. Перед каждым модным показом она клала монету в свою обувь. На удачу. Фон Фюрстенберг – создательница легендарного платья с запахом, известная своими проектами в более пятидесяти пяти странах мира.

Фрида Кало и садоводство

Картины мексиканской художницы Фриды Кало (1907-1954) большей частью автобиографичны и наполнены растениями и цветами, выращенными ею в саду дома, который она делила с художником Диего Риверой. Ухоженный сад Кало был для неё местом комфорта и вдохновения, где она часами ухаживала за растениями, фруктовыми деревьями и цветами. Рабочий стол Фриды стоял у окна, откуда открывался вид на сад. И даже когда она вернулась домой из больницы перед смертью, то просила передвинуть кровать к окну, чтобы видеть сад.

Доктор Сьюз и шляпы от творческого кризиса

Писатель и мультипликатор Теодор Зойс Гайзель (1904-1991), более известный как Доктор Сьюз, собрал огромную коллекцию из почти 300 шляп. Столкнувшись с писательским блоком, он обращался к своему секретному шкафу, выбирал шляпу и носил, пока вдохновение не возвращалось. Эта причуда помогла ему создать «Кота в шляпе», «Гринча – похитителя Рождества» и другие популярнейшие книги, с которыми Доктор Сьюз превратился в самого продаваемого автора на английском языке для маленьких детей.

Сальвадор Дали и испанская коряга

Художник, график и скульптор Сальвадор Дали (1904-1989) считал себя суеверным и носил с собой маленький кусочек испанской коряги, которая должна была отгонять злых духов. Он был одним из самых известных представителей сюрреализма. Известный своей тягой к эксцентричности, Дали однажды едва не задохнулся, читая лекцию в водолазном костюме и шлеме.

Агата Кристи и яблоки в ванной

Агата Кристи (1890-1976) входит в число самых известных авторов детективной прозы. Знаменитая английская писательница, создательница «Убийства в „Восточном экспрессе“», грызла яблоки в ванной, придумывая таинственные убийства. Эта практика, определённо, принесла ей успех. За свою карьеру Кристи написала более шестидесяти детективных романов, 19 сборников рассказов и ряд пьес, среди которых «Мышеловка», до сих пор демонстрирующаяся на театральных подмостках. Романы Агаты Кристи разошлись миллиардными тиражами по всему миру.

В ноябре, когда природа сбрасывает последние украшения, человек остаётся наедине с тем, что не скрыть ни листвой, ни светом. В такие дни особенно ясно ощущаешь: всё внешнее — лишь повод заглянуть внутрь.

НОЯБРЬ

Ноябрь, оборванный и жалкий,

Явился в сад с мешком и палкой.

Шуршит опавшею листвой,

Шурует, роется, как свой!

Что ищет он в пустом саду —

Клад тамплиеров иль еду?

Бесцеремонные дрозды

Давно склевали все плоды.

Вот он скребет ветвями крыши,

Скрежещет дверью, в щели дышит

И ставней лязгает от злости.

Конечно, он не прочь бы в гости…

Он и пытался влезть тогда,

Как я впускала в дом кота.

Что ж, всяк не прочь бы в теплый дом,

Но мне уютнее с котом…

А впрочем, я была бы рада

Такому пугалу для сада:

Наверно распугал бы он

И всех дроздов, и всех ворон.

Ноябрь, ноябрь… Я понимаю,

Уже нельзя вернуться к маю.

Довольно прыгать по лугам

И рвать цветы — то тут, то там.

Пора сложить смиренно руки

И без уныния и муки

(И не страшась ни ведьмы в ступе,

ни что двухтысячный наступит,

но не — прощения грехов,

ни завещанья, ни стихов)

Залечь и прорастать травой,

С цветком, авось, над головой.

Земле — земное… А мечты?

А счастье слез от красоты?

Они ведь я? Они — во мне.

Или посланники извне?

Или те силы, что живут,

Где захотят — тот там, то тут?

Но, может быть, в настигший час

Они сопровождают нас

В те запредельные края,

Где не нужны нам наши «я».

Где первоизбранный родник

По Слову некогда возник,

Откуда льются все ручьи,

Как воздух, свет, как Дух — ничьи…

Конечно, есть простой ответ:

Ноябрь, бессонница и бред.

ЛАРИССА АНДЕРСЕН (1911-2012)

Ежегодно 21 ноября в мире отмечают День приветствий. Цель праздника - обратить внимание на важность общения между людьми во имя избегания конфликтов и достижения мира.

У каждого народа сложились свои формы приветствия, однако все они удивительным образом перекликаются: встречаясь, люди неизменно желают друг другу мира, удачи и доброго дня.

И всё же каждое приветственное слово несёт в себе отпечаток уникального культурного опыта — особого мироощущения и способа видеть мир, которыми один народ отличается от другого.

Жители Англии приветствуют друг друга вопросом How do you do? — дословно «Как вы действуете?». Французы произносят Comment ça va? — «Как оно идёт?», немцы — Wie geht’s? («Как идётся?»). В Италии при встрече спрашивают Come sta? — «Как стоите?», а в Китае традиционное приветствие восходит к вопросу: «Ел ли ты сегодня?». У арабов принято пожелание «Мир тебе!», у евреев — «Мир вам».

Грузины здороваются словом «Гамарджоба!» — «Будь прав» или «Побеждай!». Японское Коннитива означает «Вот день», словно утверждая наступление настоящего момента. У монголов же сохранилось архаичное приветствие: «Как ваш скот?» и «Как кочуете?», что отражает образ жизни кочевников. В Малайзии спрашивают: «Куда ты идёшь?» — и получают столь же неопределённый ответ: «Погулять».

Индийское Намасте выражает почтение к божественному в собеседнике, а североамериканские индейцы здороваются словами: «Ты — моё другое Я».

Сегодня истинное значение многих приветствий затемнилось, и порой трудно уловить, что именно стоит за привычными формулами. Так, французское Comment ça va? — буквально «Как оно идёт?» — напоминает о вопросе путнику: как прошла дорога? То же происхождение прослеживается в болгарском и хорватском приветствиях Добре дъшли — «Хорошо дошли?», «Хорошая была дорога?».

Итальянское Come sta? («Как стоите?») иногда связывают с традициями винопития, намекая на физическую устойчивость человека, однако это слишком поверхностное толкование. Большинство лингвистов уверены, что национальные приветственные формулы имеют гораздо более глубокие исторические корни.

Английское How do you do? — «Как вы действуете?» — отсылает к практическому, деятельному восприятию мира. Работа, дело, карьера — всё это находит отражение уже в самом приветствии.

Китайское Ни хао буквально означает «Ты — хорошо», то есть пожелание блага. У монголов, живших скотоводством, естественным было поинтересоваться состоянием стада, как у зулусов в Африке естественно приветствие: «Я тебя вижу!»

У осетин одно из традиционных приветствий — «Агаж су» («Иди живым»), очевидно связанное с рисками жизни в горах. В осетинской культуре тема дороги звучит особенно ярко и в других обращениях:
«Фанда рашт» — «Да будет твоя дорога прямой!»
«Хорзыл амбал» — «Повстречайся с хорошим!»
«Дзабах у» — «Будь невредим!»

Как появилось приветствие "Здравствуй"

Обращаясь к древнерусской традиции, мы обнаруживаем, что ключевым словом-приветствием был корень здрав, здоров — пожелание крепости и благополучия. Выражение «здравствуй» восходит к древнему индоевропейскому корню дерв, родственному слову «дерево». Изначально «здоровый» значило «крепкий как дерево». Это соответствовало суровым условиям жизни восточных славян: выживание требовало силы и выносливости, а пожелание здоровья было пожеланием внутренней и внешней крепости.

А вот старинное приветствие «Гой еси, добрый молодец» толкуется филологами по-разному. Согласно гипотезе академика О. Н. Трубачёва, глагол гоити мог означать «кормить». Тогда выражение «гой еси» значило бы «будь накормлен» — пожелание, жизненно важное в тяжёлом климате древней Руси.

Греческое χαῖρε — традиционно переводимое как «радуйся» и знакомое нам по молитве «Богородице Дево, радуйся» — в христианской традиции связано прежде всего с радостью спасения. Однако его древнейший смысл уходит значительно глубже: слово восходит к индоевропейскому корню gher- и в языческом контексте означало пожелание, которое можно передать как «пусть твои желания не иссякают». В мягком, солнечном греческом климате, среди плодородных земель и моря это пожелание звучало вполне естественно: здесь человек вправе желать многого, и полнота желаний воспринималась как знак жизненной силы. Когда же желания угасали, это означало либо пресыщение, либо болезнь, то есть утрату внутренней энергии. Поэтому в основании χαῖρε лежит своеобразное пожелание здоровья — здоровья как способности желать, стремиться, жить в полноте.

Русское «здравствуй» окончательно оформилось лишь к концу XVII века, как свидетельствуют исследования профессора В. В. Колесова. До этого использовались развёрнутые формулы: «Здравия тебе желаю», «Повелеваю тебе здравствовати». В Остромировом Евангелии XI века встречается обращение: «Здравствуйте же многа лета».

Примеры из писем царевны Прасковьи (невестки Петра I) демонстрируют закрепление формулы в светской переписке XVIII века:
«Здравствуй, свет мой, на множество лет!»
или
«Здравия тебе, батюшка мой, и счастья доброго желаю…»

Само слово здравствовать считается книжным, церковнославянским. В устной речи бытовало исконно русское «здорово», сохранившееся как приветствие до наших дней, особенно в молодёжной среде. Формула «здорово живёшь» встречается у старообрядцев, а в XIX веке была характерным крестьянским приветствием. В армии традиционным обращением к солдатам было: «Здорово, ребята!» — и эта форма до сих пор жива в казачьей культуре.

Любопытно, что некоторые критики XIX века упрекали Пушкина в «простонародности» языка, приводя как пример слово «здорово» — что лишь подчёркивает его древнюю, народную природу.

В древнерусской традиции существовало и приветствие «Добръ здоровъ» — пожелание «Доброго здоровья». Оно сохранилось в речи старообрядцев: «Доброго здоровья!»

Его озадачивающие образы визуально оглушают, пленят, заставляют задуматься и распутать символику, затмевающую собой ясность изображения.

Рафал Ольбиньский (Rafał Olbiński) – польский художник-график, дизайнер сцены и сюрреалистический живописец. Он родился в Кельце в семье профессионального актёра театра, поэтому с малых лет заинтересовался афишами и постерами. Художественные способности проявились рано. Ещё в детстве Рафал создал колоду игральных карт.

Окончив архитектурный факультет Варшавского политехнического университета, он эмигрировал в США, где вскоре зарекомендовал себя как выдающийся художник, иллюстратор и дизайнер. Ольбиньский получил профессорское звание в Школе изобразительных искусств в Нью-Йорке и более 150 наград, среди которых главный приз за самый запоминающийся плакат на Prix Savignac (1994) в Париже.

Рафал Ольбиньский известен серией сюрреалистических плакатов к оперным представлениям и картинами, которые он создал для иллюстрации статей и очерков о моральных ценностях. Его работы публикуются в международных журналах, хранятся во многих частных и государственных коллекциях.

Художник в своих картинах старается показать, что наше воображение – это волшебный мир, требующий постоянного обновления. Он вовлекает зрителя в изумительную вселенную. Безграничное воображение и безупречная техника делают его одним из известнейших современных сюрреалистов.